Неточные совпадения
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и
страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим
жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
«Ничтожен поп. И все свидетели, писатели, солдаты и рабочие, убийцы,
жертвы, зрители. Все ничтожны, несчастны», — торопливо размышлял Самгин, чтоб несколько облегчить
страх, оскорбительно угнетавший его.
Реакционеры-романтики, в тоске и
страхе держащиеся за отходящую, разлагающуюся старую органичность, боязливые в отношении к неотвратимым процессам жизни, не хотят пройти через
жертву, не способны к отречению от устойчивой и уютной жизни в плоти, страшатся неизведанного грядущего.
Между тем имя М. С. Корсакова носят на Сахалине селение и большой пост не за какие-либо особенные заслуги или
жертвы, а только потому, что он был генерал-губернатором и мог нагнать
страху.]
И в исступлении она бросилась на обезумевшую от
страха девочку, вцепилась ей в волосы и грянула ее оземь. Чашка с огурцами полетела в сторону и разбилась; это еще более усилило бешенство пьяной мегеры. Она била свою
жертву по лицу, по голове; но Елена упорно молчала, и ни одного звука, ни одного крика, ни одной жалобы не проронила она, даже и под побоями. Я бросился на двор, почти не помня себя от негодования, прямо к пьяной бабе.
Царь любил звериный бой. Несколько медведей всегда кормились в железных клетках на случай травли. Но время от времени Иоанн или опричники его выпускали зверей из клеток, драли ими народ и потешались его
страхом. Если медведь кого увечил, царь награждал того деньгами. Если же медведь задирал кого до смерти, то деньги выдавались его родным, а он вписывался в синодик для поминовения по монастырям вместе с прочими
жертвами царской потехи или царского гнева.
Развилась ли в них эта гордость в отпор всеобщему к ним презрению; усиливалась ли она сознанием
страха, внушаемого ими их
жертве, и чувством господства над нею, — не знаю.
Для того ли, чтоб сразу приучить
жертву к дальнейшим ударам, по тому расчету, что после очень трудного удара уже не так мучительны покажутся легкие, или тут просто желание пофорсить перед
жертвой, задать ей
страху, огорошить ее с первого раза, чтоб понимала она, с кем дело имеет, показать себя, одним словом.
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не
страх (о нет! кого бояться мне?
При мне мой меч: за злато отвечает
Честной булат), но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство…
Нас уверяют медики: есть люди,
В убийстве находящие приятность.
Когда я ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в
жертву нож: приятно
И страшно вместе.
Сообщалось, что эскадрилья аэропланов под Вязьмою действовала весьма удачно, залив газом почти весь уезд, но что
жертвы человеческие в этих пространствах неисчислимы из-за того, что население, вместо того чтобы покидать уезды в порядке правильной эвакуации, благодаря панике металось разрозненными группами, на свой риск и
страх кидаясь куда глаза глядят.
Сениста лежал на спине, до подбородка укрытый серым больничным одеялом, и упорно смотрел на Сазонку; ему хотелось чтобы Сазонка подольше не уходил из больницы и чтобы своим ответным взглядом он еще раз подтвердил обещание не оставлять его в
жертву одиночеству, болезни и
страху.
Ты всегда меня видишь! Хорошо знаю я это, скрываюсь ли от Тебя со стыдом и
страхом или внемлю Тебе с восторгом и трепетом. Чаще же — увы! — только мыслью помню о Тебе, но холодна бывает душа моя. И тогда бываю я свой, а не Твой, замыкается небо, один остаюсь в своем ничтожестве, на
жертву ненасытного и бессильного я. Но Ты зовешь, и радостно вижу, что только я отходил от Тебя, и Ты всегда меня видишь.
Животная личность страдает. И эти-то страдания и облегчение их и составляют главный предмет деятельности любви. Животная личность, стремясь к благу, стремится каждым дыханием к величайшему злу — к смерти, предвидение которой нарушало всякое благо личности. А чувство любви не только уничтожает этот
страх, но влечет человека к последней
жертве своего плотского существования для блага других.
Вместе с этим-то
страхом обнаружения преступления стали появляться и угрызения совести по поводу его совершения. Молодая девушка всячески старалась успокоить себя, представить себя
жертвой Никиты, путем угрозы заставившего ее принять участие в его преступлении. Это было плохое успокоение. Внутренний голос делал свои разумные возражения.
Приготовляясь к зрелищу казни, народ шумел и, казалось, ожидал чего-то веселого; но, увидев
жертву, он был объят сожалением и
страхом. Человечество взяло свои права. Все замолкло.
Выслушай мое унижение и
жертвы, мой
страх и надежды и пойми меня, если можешь.
Страх заранее сметал людей с улицы, по которой шел Язык, ведя свою
жертву. Лишь изредка дерзала ему навстречу вельможная карета.
Им был нагнан положительно панический
страх на дворовых, даже мужчин не говоря уже о женщинах, да и сам «Степка», как звала его Салтычиха, или Степан Ермилыч, как величали его прошлые и будущие
жертвы, сильно пользовался создавшимся вокруг него положением, и ходил по двору и даже людской, точно ему «черт не брат», как втихомолку о нем перешептывались дворовые.
— А-а! дружище! — сказал Фюренгоф и указал ей на девочку лет десяти, лежавшую, согнувшись в клубок, у одной из дверей. Мегера немилосердо толкнула несчастную
жертву в спину и, не дав ей времени одуматься от
страха, принялась хлестать ее лозою до того, что она упала без чувств на пол. Здесь послышался на мосту нетерпеливый крик и стук.
Опять убийства, опять уличные побоища, опять будут казни, опять
страх, ложные обвинения, угрозы и озлобление с одной стороны, и опять ненависть, желание мщения и готовность
жертвы с другой. Опять все русские люди разделились на два враждебные лагеря и совершают и готовятся совершить величайшие преступления.